|
„Природа - сфинкс. И тем она верней
Своим искусом губит человека,
Что, может статься, никакой от века
Загадки нет и не было у ней.“
(Ф.И. Тютчев)
Эйнштейн сказал: „Самое непостижимое в мире – то, что он постижим“. Но в его время еще не был сформулирован Антропный принцип, согласно которому „Вселенная должна иметь свойства, допускающие существование разума“. Постижимость мира разумом является прямым следствием Антропного принципа. Это поняли еще древнегреческие философы. Хилон из Спарты так сформулировал эту мысль: „Познай самого себя, и ты познаешь богов и вселенную“. Это высказывание даже было выбито на храме Аполлона в Дельфах, как самая великая истина, открывшаяся человеку. Но прошло всего несколько столетий и образованный римлянин, прокуратор Иудеи Понтий Пилат искренне не понимает, что есть истина. Он задает этот вопрос бродячему философу, приведенному к нему на суд, и не понимает его ответа: „Я есть истина“. А ведь Христос фактически сказал именно то, что было написано в храме Аполлона, – это слова человека, который познал себя. Пилат не узнал истину, которая стояла перед ним. Об этом написал евангелист Иоанн: „В мире был... и мир Его не познал“. Не узнал…
Платон говорил, что познать можно только то, что уже знаешь, но еще не знаешь, что знаешь. Это он называл „припоминанием истины“. Истина, согласно Платону, не познается, а узнается. Это потом она встраивается при помощи логики в систему других истин, и это встраивание мы обычно и называем познанием. Но открывается истина всегда как озарение, как интуитивное прозрение. Об этом в свое время Жак Адамар написал целую книгу. В этом же состояла суть теории познания Эйнштейна: истина постигается интуицией. Это и есть то самое „припоминание“ Платона. Правильнее было бы сказать, что интуиция – это не орган познания, а орган узнавания истины. Человек узнает эйдосы Платона – смыслы и их символы (формы). Смысл выражается в „логосе“, который обычно переводится как „слово“, но точнее будет перевести его как „логика выражения смысла“ или более привычно для нашего уха - „программа“. Так мы приходим к картине мира по Джону Уилеру: „it from bit“ - мир есть реализация программы. Теперь мы можем ответить и на вопрос Пилата и на недоумение Эйнштейна:
- Истина – это программа виртуального мира. Поэтому истина несокрыта – она является нам в феноменах этого мира. Мы способны узнавать истину, потому что всякая истина является частью программы нашего собственного существования, ибо мир основан на Антропном принципе. Последний можно переформулировать в соответствии с христианской картиной мира: „Вселенная должна иметь свойства, допускающие вочеловечивание Бога“. Вот что означает ответ Христа Пилату: „Я есть истина“.
Из этого следует, что познавая истины – узнавая истины – мы тем самым узнаем себя в этих истинах. Мы смотримся в зеркало истин и в их красоте и совершенстве узнаем замысел этой Вселенной о себе самих. Например, таким зеркалом оказывается для нас логарифмическая спираль, „зашитая“ в расположении чешуек шишек, ананасов, листьев на побегах растений, в панцире улиток. А в логарифмической спирали „зашито“ золотое сечение, в соответствии с которым построено наше тело. Таким же зеркалом для нас оказывается любое дерево, в соответствии с которым ветвятся наши трахеи и легкие и вся наша кровеносная система. Зеркалом для нас являются кристаллы, в симметрии которых „зашито“ понятие математической группы. Анри Пуанкаре обратил внимание, что группа „зашита“ в нашем мышлении, что потом подтвердили исследования Жана Пиаже. Всматриваясь в красоту и закономерности окружающего нас „человекосодержащего“ мира, мы как бы смотрим на „портрет Дориана Грея наоборот“ - мы видим на нем наше совершенство с точки зрения реализации Антропного принципа. Не факт, что это совершенство является красотой с „нечеловеческой“ точки зрения. Каждая новая форма жизни в эволюции выглядит уродством в сравнении с предыдущей вполне совершенной формой. Новое появляется в форме „перспективных монстров“, как их назвал Рихард Гольдшмидт. Так, человек это урод с точки зрения обезьяны – ее „половозрелый зародыш“. Зеркало, в которое заглянула обезьяна, чтобы увидеть человека, называется „неотенией“. А мы можем увидеть уродца по имени „человечек Пенфилда“, если заглянем в собственный мозг: там в сенсорной и моторной коре сушествует наш двойник с маленьким телом, ножками и ручками, но с огромным ртом и пальцами рук. Таковым мы являемся в своей жизненной активности. Так что наше зеркало чаще всего будет кривым, поэтому нам так трудно узнать себя в нем. Поэтому Пилат и не смог узнать себя в Христе. А кто-бы смог узнать себя в Будде, да и в любом аскете, юродивом или трикстере, в которых человечество нащупывает новые формы своей самоидентификации. Вспомним „неполиткорректных“ героев мировой литературы, Дон Кихота и князя Мышкина, которые оказываются зеркалами для самоузнавания многих поколений читателей. „Человек из Антропного принципа“ невозможен без таких зеркал. Человек отделился от животных только когда обрел такое зеркало, и это зеркало - искусство. Создавая и созерцая произведения искусства, мы вот уже тридцать тысяч лет „поднимаем себя за волосы“ к идеалу человека, чтобы однажды получить право ответить так, как ответил Христос на вопрос Пилата...
|
